Кошмар под музыку Вивальди

В тот день я вернулась домой раньше обычного. Войдя в квартиру, с удивлением обнаружила на вешалке дочкину куртку.

— Олесенька, ты дома? Не получив ответа, поспешила в ее комнату. Толкнув дверь, замерла на пороге: Олеся лежала на тахте, лицом к стенке, задумчиво выводя на ней пальцем замысловатые узоры. На мое появление не отреагировала, и это меня насторожило.

Подойдя, я присела на край тахты:

- Что с тобой, родная? Тебе нездоровится?

Рука дочки на секунду замерла, но потом снова стала чертить на обоях круги.

— Доченька... — наклонившись, растерянно позвала я. — Ты меня слышишь?
— Слышу, — не оборачиваясь, сквозь зубы проговорила Олеся. — Не кричи.
— Я не кричу, просто ты меня напугала. Лежишь, молчишь... Что случилось?
— Какая разница, что... Тебе же все равно!
— С чего ты взяла?!
— Вижу! — она сердито дернула плечом, пытаясь сбросить мою руку.
— Леся! Ты в своем уме?! — задохнувшись от внезапно подступивших к горлу слез, всхлипнула я. — Это же я, твоя мама!
— Мама... — едва ли не с ненавистью выдохнула Олеська. — Мама... Уходи!
— Ну, нет! — схватив за плечи, я насильно развернула дочь лицом к себе. — Я не заслужила, чтобы ты со мной так разговаривала, слышишь?! Не заслужила!
— Заслужила! — мертвым голосом сказала дочь. — Это ты меня музыкой заниматься заставила! А я ее ненавижу! И Вивальди ненавижу! И музыкальную школу ненавижу тоже!
— Ненавидишь музыкальную школу? — я окончательно растерялась. — Но как, же так... Мы столько сил и денег потратили на твое обучение, а теперь...
— Тебе жалко денег? - гневно выкрикнула Олеся. — А меня не жалко? Скажи!
— Ничего не понимаю! Объясни, что произошло? Тебя кто-то обидел?
— Обидел! — дочка забилась в истерике. — Твой Богдан Олегович! Он... Дальнейшее походило на страшный сон.

Сотрясаясь от рыданий, Олеся рассказывала, вернее, выкрикивала наболевшую правду, от которой цепенело сердце.

— Боже... — периодически в ужасе шептала я. — Как я могла не видеть?! Как?!..

Сколько себя помню, я мечтала о занятиях музыкой, но родителям четверых детей было не до «соль мажоров». За музыкальную школу нужно было платить, а они тянули нас на одну папину зарплату. Нереализованную мечту детства я перенесла на свою дочь. К счастью, у малышки оказался отличный музыкальный слух. Об этом мне сообщила музработник детского садика, который посещала Олеся. Именно она научила дочку азам игры на фортепиано, так что к семи годам Леська сама могла подобрать незамысловатую мелодию детской песенки. Я уговорила ее поступить не только в обычную, но еще и в музыкальную школу. Правда, мужу моя идея не понравилась:

— На кой черт ей это надо? У нас никогда в роду музыкантов не было!
— Не было, так будут!
— А я против! И соседям вряд ли понравится. Представляю, как они будут выдерживать все эти гаммы!
— Интересно, ты-то, откуда знаешь, что такое гаммы? — возмутилась я.
— Оттуда! Когда я был ребенком, наша соседка в музыкалку ходила. На пианино упражнялась! Пять лет нервную систему всему подъезду расшатывала. Во дворе ее просто ненавидели, даже дубасили иногда. Сверстники, конечно... Ей-богу!
— Это все от зависти. Таланты всегда страдают из-за бездарей!
— Да-а-а? Допустим.:. А ты точно уверена, что у нашей Леськи талант?
— На сто процентов, — кивнула я. — А еще у нее абсолютный музыкальный слух.
— Ну-у, — не сдавался муж, — может, сейчас Леська и хочет играть на пианино, потому что для нее это всего лишь увлечение, а вот когда придется изучать всю эту нотную грамоту — тогда...
— Тогда и будем говорить! — отрезала я. — А пока тема закрыта. И не вздумай ее с толку сбивать! Понятно?
— Понятно, — вздохнул Тимофей. - Так, когда едем покупать инструмент?
— А ехать никуда не нужно, — улыбнулась я. — Завтра его доставят прямо на дом. Я договорилась. И деньги заплатила.
— Заплатила? — муж мрачно поскреб выбритую щеку. — Интересно, сколько?

Услыхав ответ, охнул:

— Такие бабки за инквизиторский агрегат?!
— За чудный музыкальный инструмент! — невозмутимо поправила я. — И нечего делать такие страшные глаза. Я не кому-то его купила, а собственному ребенку. Единственному, между прочим!
— А я что? Я ничего! Пускай играет... - потерянно согласился, наконец, Тимофей. — Главное, чтобы ей самой это нравилось...
— Так ей и нравится, — я пожала плечами, — Более того, она просто в восторге! Я говорила правду.

Первое время Олеся занималась с большим удовольствием. А через несколько лет вдруг стала лениться, жаловалась, что у нее нет времени погулять с подружками, так что иногда приходилось заставлять ее садиться за пианино из-под палки.

— Не забывай, что музыка может не только доставлять удовольствие, но и дает возможность заработать на хлеб, — назидательно говорила я дочери. — А если будешь усердно трудиться и станешь хорошей пианисткой, со временем объездишь весь мир!
— А если не стану?
— Обязательно станешь! — убежденно отвечала я. — А я тебе в этом помогу.

Назавтра я отпросилась с работы и отправилась к директрисе музыкальной школы.

Усадив меня в кресло, она спросила:

— Чем вызван ваш визит? Возникли проблемы?
— Не то чтобы проблемы, но... — я запнулась. — Не знаю, как вам лучше объяснить. В общем, мне не нравится Олесин преподаватель.
— Вот как? Почему?
— Ну-у... Видите ли, не хотелось бы обвинять Жанну Захаровну в непрофессионализме, но при ее методике преподавания Олеся совершенно охладела к музыке.
— Охладела к музыке? — удивилась директриса.
— Ну да... Раньше за уши нельзя было оттащить от фортепиано, а теперь загнать за инструмент невозможно.
— Хм... — опустив глаза, моя собеседница нервно покрутила в руках карандаш. — А вы уверены, что дело в преподавателе?
— В чем же еще? — растерянно развела руками я.
— Мало ли... Возможно, в возрасте.
— В возрасте? Что вы имеете в виду?
— Как что?! Девочка повзрослела, у нее поменялись интересы. Может, даже симпатия появилась...
— Какая симпатия?! — поразилась я. — Как вам даже в голову могло такое прийти, ей же всего одиннадцать лет!
— Уже одиннадцать лет, — улыбнулась директриса. — Не забывайте, дети сейчас развиваются быстро...
— Ну, знаете ли! — возмущенно выдохнула я. — Мне бы не хотелось продолжать эту тему. Моя дочь — совершеннейший ребенок. Она все еще в куклы играет, а вы о каких-то симпатиях говорите! Стыдно слышать такое от педагога!
— Простите... Вернемся к цели вашего визита. Вы хотите перевести дочь в другую школу?
— Зачем же? — я поджала губы. — Достаточно будет сменить ей преподавателя. Надеюсь, это возможно?
— Ну-у-у. В принципе, можно, но... В общем, сейчас я отведу вас к Богдану Олеговичу, и вы сами с ним все обговорите. Устраивает?
— Конечно, — обрадовалась я. — Спасибо...

Увидев Богдана Олеговича, я потеряла дар речи. Ему бы не музыку преподавать, а в голливудских фильмах сниматься! Или в музыкальных клипах, например. Красив как бог. Высокий, плечистый, густые русые волосы, а глаза... Такие глаза кого угодно с ума сведут! В общем; я растерялась. Выручила директриса:

— Богдан Олегович, у нас к вам деликатная просьба...
— Деликатная? — учитель обаятельно улыбнулся. — Я весь внимание!
— Приятно слышать, — улыбнулась она в ответ. — Не могли бы вы взять еще одну ученицу?
— Новенькую? Нужно подумать. А где занималась раньше?
— Да у нас и занималась. У Жанны Захаровны.
— Вот как? И что же случилось?
— Ничего не случилось. Просто мама девочки решила, что Жанна Захаровна отбивает у ее дочери интерес к музыке.
— Излишней строгостью?
— Возможно. Жанна Захаровна — жесткий педагог, хотя и очень опытный. Многие из ее учеников добились больших успехов. Впрочем, речь не о них... Так как, возьмете девочку?
— Пожалуй, возьму, — кивнул он. — У меня как раз одна ученица отсеивается...
— Отсеивается? — нахмурилась директриса. — Почему я не в курсе? Кто?
— Овсянникова... Выпускной класс.
— Вот новость! А причина?
— Точно не знаю... Кажется, у девочки психическое расстройство. Мать сказала, она в больнице...
— Какой ужас! — в один голос простонали мы с директором.
— Да уж, — удрученно вздохнул преподаватель. — А ведь она, между прочим, была одной из лучших моих учениц... Талант! Такие надежды подавала...

До сих пор не могу простить себе куриной слепоты. И беспечности своей тоже. Доверила дочку этому слащавому красавчику и снова окунулась с головой в работу. Правда, поначалу ничто не вызывало у меня беспокойства. Новый преподаватель Олесе очень нравился, и она этого не скрывала. 

Возвращаясь с занятий, восторженно рассказывала мне о том, как он проводит уроки. Что говорит, как отрабатывает технику игры. Я слушала и радовалась — не зря отважилась поменять дочери педагога, теперь к ней снова вернулся интерес к музыке. И вообще девочка преобразилась — она, словно вся светилась изнутри. Знала бы я, чем все это закончится... Прошло четыре месяца. Дочка усиленно готовилась к большому концерту, который должен был состояться в честь юбилея музыкальной школы, но вдруг ни с того ни с сего заявила:

— Не хочу больше заниматься музыкой...
— Что значит, не хочешь?! — изумилась я. — Почему?
— Потому что... — она вдруг стала покрываться красными пятнами. — Надоело!
— Опять капризы! — сердито хмыкнул Тимофей. - Объясни толком. Опять преподаватель не такой?
— Не такой, — уставившись в пол, выдала дочка.
— Сильно строгий, так, что ли? — допытывался муж.
— Нет, — сжав кулачки, Олеся судорожно сглотнула слюну, — наоборот...
— Наоборот? — супруг толкнул меня локтем. — Видала, мать, нашей принцессе никто не угодит!
— Погоди, — сердито одернула я его. — Чего ты сразу злишься, надо разобраться... Может, ребенок попросту устал, шутка ли сразу две школы тянуть!

А тут еще подготовка к концерту. Она же ведь Вивальди играть должна, причем с оркестром. Впервые в жизни. Вот и занервничала. Верно, Лисенок?

— Нет! — бросив на меня выразительный взгляд, дочь снова опустила голову.
— Тогда объясни сама, — рассердился муж и, потянувшись вперед, хотел усадить Олеську рядом...
— Не трогай меня! — отскочив назад, громко взвизгнула вдруг она.
— Вот те на! — вздрогнув, всплеснул руками Тимофей. — Это уже что-то новенькое!
— Олеся, ты что?! — поддержала его я. — Разве можно так с отцом?
— А ему можно?.. Руками!
— Да что руками-то?! — обиженно фыркнул он. — Я ж даже не успел к тебе прикоснуться.
— И не надо... касаться! — на лице дочери промелькнуло странное выражение, на глазах появились слезы.
— Господи, да что с тобой происходит?! — испугалась я. — Бросаешься на всех, словно дикая кошка!
— А вы... вы... Эх... — махнув рукой, она убежала в свою комнату.
— Все, мать, — мрачно прокомментировал события муж, — финита ля комедия! Не будет никакого концерта. Плакали наши денежки!

Смириться с тем, что дочь снова охладела к музыке, я не могла. А так как она не желала назвать причину своего поведения, отправилась на разговор к преподавателю.

Богдан Олегович выслушал меня, молча, только тонкие пальцы подрагивали. Когда я закончила, сочувственно вздохнул:

— Что я могу вам сказать?.. Олесе почти двенадцать. В этом возрасте дети перестают понимать взрослых, а нам, взрослым, трудно понять их. Впрочем, я бы не сказал, что с вашей дочерью творится что-то особенное. Обычное становление личности. Завышенная самооценка, излишние амбиции. Все это присуще одаренным детям, отсюда и ее капризы. К тому же сказались нагрузки. Ведь мы теперь каждый день репетируем, не так легко после сольных выступлений играть с оркестром.
— Да она вообще отказывается играть!
— Отказывается играть? — Богдан Олегович пожал плечами. — Ладно... Я поговорю с ней. Она меня послушается, не переживайте!

Глупая я, глупая! Ведь чувствовала, что должна поговорить с дочерью сама. Вызвать на откровенность, помочь, поддержать. А я... дала ей понять, что не от кого ждать помощи...

Следующий инцидент произошел через две недели. Перед самым концертом, когда к нам в гости приехал Леня — младший из мужниных братьев. Едва войдя в квартиру, бросился обнимать Олеську:

— Ох, как ты выросла!
— Пустите меня! — вырываясь, не своим голосом закричала вдруг дочка. — Мама! Мамочка-а-а!!!
— Леня! Отпусти ее! — я испуганно бросилась к ним. Вырвала Леську из его рук, отвела в сторону. Прижав к себе, попробовала погладить по голове:
— Что ты, глупенькая! Ведь это твой родной дядя!
— Все равно пускай не лезет! — сквозь слезы сердито прокричала девочка. - Не хочу, чтобы меня трогали! Понятно?!
— Ну и родители! — осуждающе глядя на нас, насмешливо хмыкнул гость. - Что ж вы ее такой дикаркой вырастили?!
— Сами вы дикарь! — ощетинилась Леська. - Нечего руки распускать!
— Олеся, как не стыдно! — я неодобрительно покачала головой. — Дядя Леня просто хотел тебя обнять! По-родственному. Что в этом плохого?
— Ничего! — вырвавшись из моих рук, она побежала в ванную. Спустя минуту оттуда донеслись сдавленные рыдания.
— Может, тебе лучше пойти к ней? — озадаченно спросил меня Леонид.
— Все равно не откроет, расстроено отмахнулась я. — Такая упрямая стала, просто сил никаких нет! Что ни день, то истерика. Хоть к врачу обращайся.
— Переходный возраст, — пожал плечами Леня. — Я тоже в двенадцать лет психованный был.
— Думаешь, причина в этом? — вздохнула я.
- Ясное дело! - Леонид обнял меня за талию. — Не бери в голову, невестушка! Лучше пошли водочки тяпнем. За встречу!

Странная история с Лесей произошла в пятницу. В субботу состоялся концерт. А во вторник я узнала, что стало причиной столь странного поведения моей дочери. Узнала и ужаснулась - такой страшной оказалась правда. Настолько страшной, что я просто не понимала, как с ней жить... Доказать, что Богдан Олегович развращал детей, оказалось не так-то просто. Помогла мама Веры Овсянниковой — той самой девочки, чье место заняла моя дочь, когда та попала в больницу с психическим расстройством. В общем, после тщательно проведенного расследования этого подонка все-таки арестовали...

Я сидела в кабинете врача районного психоневрологического диспансера и рассказывала пожилому доктору о своей проблеме. Говорила долго, но он меня не перебивал.

— Вот так, — закончила я. — Теперь вся наша надежда только на вас...
— Сделаю все возможное, — пообещал психотерапевт. — Впрочем, детская психотравма сексуального характера никогда не проходит бесследно. Сейчас самое главное — не дать девочке замкнуться в себе. Объяснить, что в случившемся нет ее вины.
— Вы думаете, она считает себя виноватой? - глотая слезы, спросила я.
— Уверен. Практически все, кто пережил подобное, испытывают чувство вины и отвращение к себе. И далеко не каждому удается от них избавиться.
— Я готова придушить этого извращенца!
— Напрасно, — доктор покачал головой. — Этим вы только облегчите его участь. Пусть получит свой срок... В тюрьме с такими расправляются по-своему. Думаю, он пожалеет о том, что делал с детьми...
— Хочется в это верить... — с ненавистью прошептала я. — Хочется верить...